Сегодня перед населением страны поставлена высокая, но непростая цель — овладеть тремя языками: казахским, русским и английским. Задача исключительно важная для дальнейшего развития нации. Наиболее трудная проблема, как показывает история многих постсоветских стран, — овладение государственным языком. По этому поводу, на мой взгляд, в средствах массовой информации с первых дней независимости идет однобокий обмен мнениями, причем только на казахском языке.
На протяжении многих лет почти одни и те же люди c каждым годом во все более острой форме высказывают недоумение, дескать, казахский по-прежнему остается на вторых ролях. Но в обсуждении этой проблемы почти не участвуют те, к кому обращены упреки, а главное, их не читают и не слышат те, кто не владеет государственным языком. В этой статье мне хотелось бы высказать точку зрения с позиции русскоязычного казаха, каким он является уже более семидесяти лет. Кто виноват?
Казахский язык, безус­ловно, надо знать каждому гражданину Казахстана. В недавнем прошлом на нем говорили в основном казахи в аулах. Среди казахского населения городов, в особенности на севере, большой процент, к сожалению, не владел свободно материнским языком. Сейчас широко распространено мнение, что это был результат политики насильственной русификации. Однако нельзя отрицать и того, что на современный уровень развития образования, науки и культуры, которым гордимся, мы вышли именно благодаря русскому языку.
Русификация казахов, на мой взгляд, произошла не только из-за политики. Страстное стремление к знанию русского языка у нашего народа закладывали все наши просветители. Известно, что отец Абая даже называл его «орысшыл», то есть русофилом. Жители городов стремились отдавать детей в русские школы, так как высшее образование они могли получить только на русском языке. Но зачем упрекать русских и евреев в том, что они учили первых наших студентов на русском? А на каком еще языке они могли нас учить? Потом эти казахские юноши и девушки, став профессорами, точно так же учили своих студентов.
Что касается полной потери многими казахами разговорной речи, то в этом виноваты только мы сами. Правильно сказал народный казахский писатель Кадыр Мырза-Али: «Біз озіміздін касиетімізді озіміз туншыктырган, озіміз олтіре жаздаган халыкпыз» (Мы народ, который сам задушил и сам чуть не убил свои лучшие качества). Никто и никогда не запрещал разговаривать на казахском языке. В этом особенно переусердствовала наша интеллигенция, в том числе писатели, поэты и другие деятели культуры.
Двадцать лет назад все «проснулись», и эти же люди стали с гневом обличать советскую власть в том, что она допустила потерю языка. Немногие признались в том, что они сами в этом виноваты, например, такой крупный государственный деятель, бывший главой правительства республики еще в сталинское время, Нуртас Ундасынов сказал: «Прошу прощения у моего народа за то, что не научил своих сыновей родному языку и народным обычаям».
Сейчас повсюду звучит казахская речь, в которой без надобности используется много русских слов. В Украине подобный язык называют суржиком, это слово означает изреженный после перезимовки посев озимой пшеницы, в который весной подсевают ячмень.
Казахи такой язык называют «койыртпак», что означает «смесь молочных продуктов». Он возник в Казахстане не в советское время, им широко пользовался, например, Миржакып Дулатов, вставлявший в свои стихи множество таджикских, арабских и русских слов. Сейчас «койыртпак» широко распространен даже среди людей, получивших образование на казахском языке.
В свое время, по-видимому, было модно вставить в речь русское словечко, эта привычка высмеивалась еще в рассказах Беимбета Майлина, а со временем вошла в репертуар популярной передачи «Тамаша». Но в жизни никто не смеется над людьми, разговаривающими на «койыртпак». Оказывается, такая речь давно вошла в норму.
Однажды товарищ, который вовсе не относится к категории так называемых «шала казах», допустил выражение «прямой жолмен», я поправил «тура жолмен», на что он сердито заметил: «А разве это не одно и то же?». Другой коллега, прекрасно владеющий родным языком и свободно допускающий «койыртпак», сказал мне откровенно, что говорить чисто он смог бы, но для этого надо все время держать себя в напряжении.
Впрочем, факт широкого применения «койыртпак» самими казахами наталкивает на мысль, что этот вариант языка был бы вполне приемлем как раз для русских, ведь для разговора на нем достаточно знать основы грамматики и ограниченный запас слов.
Многие ошибочно думают, что незнание русскими казахского языка происходит из-за того, что у нас во многих областях невелика доля казахского населения. Конечно, это играет роль, но далеко не главную. По характеру работы мне в последние десять лет пришлось ежегодно бывать в странах Цент­ральной Азии и Закавказья. И нигде мне не встречались русские, украинцы или белорусы, которые бы говорили на местном языке.
В Туркмении и Узбекистане я бывал в таких научно-исследовательских институтах, где в коллективах из нескольких десятков человек работали всего по одному русскому сотруднику, и ни один из них не знал ни турк­менского, ни узбекского языка. На вопрос, как же такой работник живет и общается, ответ был прост: туркмены и узбеки говорят с ним по-русски.
Я давно пришел к выводу, что главная причина незнания русскими местных языков в том, что все граждане СНГ знают русский язык. И везде, кроме Прибалтики, никто не обращает на это внимания, свободно общаясь по-русски.
Недавно прочитал интервью, в котором было сказано, что якобы в Узбекистане если попросить хлеб на русском языке, то продавец не ответит и отвернется. Прожив в Ташкенте десять лет, никогда не замечал подобного, наоборот, на мои попытки заговорить с продавцами на базаре и в магазине по-узбекски они почти всегда отвечали по-русски, безошибочно определяя, что я не узбек.
Прожив немало времени в Узбекистане, я заметил, что местные казахи и каракалпаки в большинстве своем не говорят по-узбекски, они его понимают, но отвечают на своих языках с примесью узбекских слов, то есть на «койыртпак». Два года назад ездил в Украину и обнаружил, что русские по-прежнему говорят по-русски, а ведь им научиться говорить по-украински гораздо легче, чем по-казахски. Там даже на телевидении ведущий говорит по-украински, а участники передачи отвечают кто по-украински, а кто по-русски.
Из этого один важный вывод: научиться понимать легче, чем говорить. Даже неплохо зная чужой язык, заговорить на нем очень непросто. Для этого нужна разговорная практика, а ее в СНГ нет. А значит, перед русским человеком не надо сразу ставить задачу овладения разговорной речью, так как постановка непосильной задачи обрекает весь проект на неудачу. Надо работать над развитием понимания языка, что в два-три раза легче.
За время моей работы в Ташкентском офисе международного центра ИКАРДА его возглавляли по очереди два индийца, которые сразу после приезда начали брать уроки русского языка, но за пять лет жизни в Ташкенте они ничего не достигли. В те годы многие научные сотрудники этой организации приезжали в регион, но только один из них, боливиец Луис Инигуэз, достиг заметных успехов в овладении русским языком. Его успех нельзя объяснить, как это принято, только талантом. Ученый-животновод Луис отличался от других тем, что у него были большие симпатии к русской и советской истории и культуре, он с восхищением читал Достоевского. Однажды он рассказал, как они с женой плакали, смотря дома видеофильм «Джамиля» по повести Чингиза Айтматова. Меня поражало то, что он знал не только о Сталине, Берии, Горбачеве и ГУЛАГе, как большинство иностранцев, но и о Хрущеве и Брежневе, и даже Маленкове.
Луис покупал диски с русскими песнями и смотрел по телевидению кинофильмы на русском языке. Буквально через пять-шесть поездок, в которых я всегда сопровождал его, он уже был способен объясняться на простые темы с любым человеком в гостинице, магазине, в такси, в ресторане. Таких Луисов, которые любят казахов и уважают их культуру, много и среди нас. И надо им помогать осваивать государственный язык.
На основе личного опыта
Сейчас нередко слышишь такие упреки: «Вы же казахи, почему не говорите на родном языке?» Я один из тех казахов, кто с детства не знал языка матери, и могу с уверенностью сказать, что все русскоязычные казахи очень страдают от того, что не могут говорить на нем. Конечно, есть и казахи, владеющие родным языком, но не желающие на нем разговаривать. Они могут блеснуть знанием родного языка на тое или в других публичных местах… при надобности.
Расскажу на своем примере, насколько непросто овладеть казахским языком. Понятия «материнский язык» и «родной язык» не всегда синонимичны. У нас в семье разговорным языком всегда был русский. Разумеется, мама обращалась к нам, своим детям, по-казахски, а мы отвечали на русском языке, ставшем для нас родным. Отец всегда говорил с детьми только по-русски. В результате, когда после окончания школы я приехал в Алматы и поступил в сельхозинститут, то умел понимать только несложные предложения на материнском языке.
В институте я чувствовал себя очень неуютно и решил самостоятельно выучить язык моих предков. Но… все мои земляки между собой говорили по-казахски, а со мной по-русски. Если я пытался заговорить по-казахски, после первого же предложения они передавали из уст в уста со смехом мои перлы. Рассказываю эти детали не для оправдания, а для того чтобы показать, что в реальной жизни мои однокурсники ничем мне не помогали. Позже с этим явлением я сталкивался многократно, и результат был один и тот же.
Тем не менее я постепенно научился бегло читать газеты и книги на казахском языке. После окончания института попал на Актюбинскую опытную станцию, где оказался единственным казахом. Через два года поступил в аспирантуру бывшего Всесоюзного научно-исследовательского института зернового хозяйства в Шортандах, где на 160 научных сотрудников я был вторым казахом. Там проработал 32 года, дошел до поста директора института.
Среди пяти казахов двое владели казахским лучше, чем русским, но именно поэтому они всегда говорили только по-русски. Это характерная примета того времени, так как казахи, окончившие школы в ауле, стеснялись того, что плохо говорили и писали на языке, который тогда был государственным. Более того, такие люди, как правило, старались и с детьми разговаривать по-русски. И перестарались: теперь их дети страдают от незнания материнского языка, который стал государственным.
…Пришлось продолжать заниматься казахским языком без общения. В 1967 году я принял участие в конкурсе художественной самодеятельности, посвященном 50-летию советской власти. Участвовал просто для массовости, исполнив песни на итальянском и немецком языках. И неожиданно был допущен к участию в областном смотре, жюри которого предложило выступить в заключительном концерте областного смотра, добавив одну казахскую песню.
Я не стал объяснять, что по-казахски не говорил и не пел. Попросил баяниста-аккомпаниатора, кстати, русского, найти слова и музыку какой-нибудь казахской песни. Мне повезло, он нашел замечательную песню композитора У. Байдильдаева «Киймаймын сені». Честно сказать, я и слова-то песни не совсем понимал, но музыка мне понравилась простотой и мелодичностью.
После этого стал петь среди друзей под гитару и казахские песни. Позднее с украинским поэтом Анатолием Бортняком мы перевели на украинский язык казахскую песню «Куа бол». Сам я перевел на казахский язык американские песни «Where have all the flowers gone» и «She’ll be coming round the mountains», с немецкого языка на русский и казахский песню «Du, Du, liegst mir im Herzen». Все это часть моей работы над языком.
Я постоянно читаю газеты и литературу на казахском языке. Это однажды помогло мне обнаружить плагиат в газете. Потом бывший председатель облисполкома Касым Таукенов удивлялся, как же так получилось, что никто из них не заметил плагиата, а нашел его человек, слабо владеющий казахским языком. Мне тогда показалось, что так получилось просто потому, что люди, свободно владеющие разговорным языком, мало и невнимательно читают казахскую литературу.
Уже в Ташкенте я прочитал двухтомник Дулата Исабекова и книгу Шерхана Муртазы «Акындармен акімдер». Позже, уезжая из Ташкента, подарил эти замечательные книги одному земляку, чтобы он непременно прочитал, отдал ему и несколько русских книг. При очередной встрече он сказал, что с удовольствием прочел книгу маршала Жукова. Так я понял, что до книг своих земляков он и не дотрагивался, хотя разговорным казахским владел блестяще.
Но это не есть национальная особенность казахов. Та же история повторилась в ташкентском офисе, где основную массу сотрудников составляли узбеки. Газету «Сельская жизнь» на узбекском языке выписали по моей просьбе, и ее больше никто не читал, кроме меня и технички по имени Мая. Когда я спросил у одного сотрудника, почему, то он прямо сказал, что если есть время, то он читает литературу на английском языке. То есть везде люди делают только то, что им более выгодно. Одной из главных причин такого положения является факт, что русский язык, а теперь еще английский, нужны для карьерного роста, а родной язык используется для простого общения.
В Ташкенте, когда я учил узбекский язык, занялся разгадыванием сканвордов, что оказалось довольно занимательным времяпрепровождением с большой пользой для изучения языка. Возвратившись в Алматы, использую этот прием и с удовольствием разгадываю сканворды на казахском языке. Недавно увлекся изучением казахских пословиц и поговорок. Даже стал сам себе сочинять поговорки, например: «Казакка дагдарыстан тезірек шыгу ушін той ойнау емес ой ойлау керек» (Чтобы выйти поскорее из кризиса, казахам надо не тои играть, а думу думать).
Сегодня я свободно читаю, могу поддержать любой разговор на казахском. Но не могу свободно выступать по радио и телевидению. Не будешь ведь перед каждым выступлением объяснять, что выучил казахский язык, практически не разговаривая.
Что делать?
Читая материалы газет и «круглых столов», просматривая выступления по телевидению по проблеме государственного языка, замечаю, что люди все более настойчиво требуют ужесточения законодательства, введения обязательного теста для госслужащих на знание государственного языка. Меня более всего поражает то, что некоторые считают: все сегодняшние беды в обществе — от того, что во власти находятся люди, плохо владеющие государственным языком. На протяжении двадцати лет их обзывают «шала казахами», манкуртами и «кара орысами».
Считаю, что все казахи — это казахи, независимо от того, на каком языке они говорят. И неизвестно еще, кто более патриот своего государства. Я уже приводил несколько примеров и должен прямо сказать, что, общаясь со своими коллегами в мире сельскохозяйственной науки, редко встречаю людей, читающих казахскую литературу, национальные газеты или следящих за чистотой речи, почти все они говорят без стеснения на «койыртпак», даже преподаватели вузов.
Русскоязычные казахи вносят свой вклад в развитие национальной культуры. Об этом говорит, например, факт, что есть у нас хорошие русскоязычные режиссеры в казахском театре и кино. Как-то Дулат Исабеков испугался, что его драму в Шымкенте отдали для постановки такому режиссеру, но потом хвалил его.
Думаю, хватит обсуждать проблемы государственного языка только в кругу его знатоков с участием зрителей из числа студентов-филологов. Как метко сказал в своем недавнем интервью певец Ералхан Абишулы: «Тіл керек емес деп бірімізбен біріміз дауласып жаткан — тагы озіміз», то есть мы сами между собой спорим о том, нужен или не нужен язык.
Создан специальный Фонд по развитию государственного языка, и он должен разработать новую программу для решения сложной проблемы. Эмоциональные крики типа «не признаю манкуртов казахами» — дешевый способ показать любовь к своему народу, его языку. Нужны новые подходы. Но столь важным делом должны заниматься очень толковые специалисты, причем языковеды, с широким пониманием проблемы и путей ее решения.
Как я уже сказал, никто мне не помогал в освоении казахского языка. Такое положение дел надо менять, нужно, чтобы каждый, свободно владеющий государственным языком, помогал освоить его другим. Читательница газеты «Тас жарган» по имени Галия рассказала поучительную историю о том, как в их селе появился русский мальчик по имени Антон, который сам выучил казахский и научил весь аул говорить по-русски. Она закончила рассказ такими словами: «Антондагыдай саясат біздін кай казакта бар?» (Есть ли у нас казахи с антоновской политикой?)
Необходимость «казахтеста» для госслужащих я поддерживаю, но это должна быть продуманная программа, не предусматривающая овладение разговорной речью, для русскоязычного персонала достаточно научиться понимать гос­язык. Аттестация призвана стимулировать изучение государственного языка, но не должна быть направлена на продвижение неквалифицированных кадров со знанием госязыка.
Для развития понимания государственного языка на всех госпредприятиях надо постепенно переходить на ведение рабочих заседаний на казахском языке. При этом не допускать ущемления прав русскоязычных госслужащих. Например, на заседании аграрного отделения Академии наук, членом которого я являюсь, присутствует около двадцати человек, из которых два-три русскоязычных академика. Нормой стали краткое изложение доклада на госязыке и полный доклад на русском, а должно быть наоборот.
Я думаю, что выступать можно на казахском и русском языке в зависимости от желания, но для русскоязычных академиков синхронный перевод могут вести их коллеги или приглашенные молодые ученые. Мы такое практиковали с иностранными учеными, когда три-четыре иностранца присутствовали на наших совещаниях. В таком случае русскоязычные академики, в том числе и казахи, будут прислушиваться к казахской речи, и я уверен, что через некоторое время они начнут ее понимать. А требовать от них выступления на государственном языке не надо. Это нереально.
Даже в Украине, которую у нас любят ставить в пример, разрешается говорить на собраниях на двух языках, но ведутся они на государственном языке. Проект решения, естественно, должен быть роздан на двух языках. По той же схеме надо проводить и собрания Академии наук.
Журналисты, болеющие за укрепление государственного языка, требуют, чтобы все казахи заговорили на нем уже сейчас в Парламенте и на заседаниях Правительства. Я думаю, что это неэтично. Не надо никого упрекать, подумайте о своих детях, братьях и сестрах, ведь огромное количество людей, не владеющих разговорной речью, уже не смогут говорить. Это не их вина, а их беда, поймите! Прочитал недавно в книге своего коллеги такую фразу: «Незнание родного языка — это вина». О чем он думал, когда писал эти строки? Ведь я точно знаю, что его сын и внуки не говорят на родном языке! Все должны усвоить истину: родной язык формируется дома!
Для больших перемен требуется время. Я не согласен с оценкой популярного поэта, который недавно сказал по телевидению, что в Астане из десяти групп казахов девять, а в Алматы семь говорят по-русски. Такое было семнадцать лет назад. С тех пор многое изменилось. Я каждый день около часа иду на работу пешком или еду на автобусе, и, по моим наб­людениям, в Алматы семь групп казахов из десяти говорят на родном языке. Ну а для того чтобы на переменах в школе ребята заговорили по-казахски, потребуется время.
В Ташкенте, например, сейчас в русских классах очень много узбекских детей, но на перемене они разговаривают по-узбекски. Как говорит мудрая казахская поговорка «Елу жылда ел жана» (через пятьдесят лет — новый народ).
Для массового и продуктивного обучения казахскому приоритетными считаю дошкольное приобщение детей к языку и ежедневные разговоры с воспитателями. Я бы предложил Фонду развития государственного языка ввести некоторые привилегии для тех русско­язычных граждан, кто отдает своих детей в казахские детские садики. Многолетний опыт российских помещиков, приглашавших в свои семьи жить французских гувернеров лишь с одной целью — говорить с детьми по-французски, говорит об эффективности этого метода.
Фонд развития государственного языка, полагаю, должен очень серьезно заняться проблемами эффективности обучения государственному языку в русских школах. На мой взгляд, а я занимался обучением детей дошкольного возраста анг­лийскому и немецкому языкам, методика преподавания не отвечает требованиям. С детьми надо применять игровой метод обучения. Главное, чтобы детки с радостью шли на языковые занятия.
Призывая всех граждан к изучению государственного языка, мне кажется, не надо усложнять его путем перевода общеизвестной терминологии. Казахский писатель Турсын Журтбай как-то возмутился, что даже слово «карандаш» перевели, верно, оно ведь имеет тюркское происхождение.
К сожалению, не снимается с повестки дня вопрос о переходе на латиницу. Почему мы не учимся на ошибках других? Сейчас в узбекских школах преподавание ведется на латинице, а потом выпускники школ переучиваются самостоятельно на кириллицу, так как, кроме школы, все учебные заведения и учреждения работают только на кириллице. Почему бы нашим товарищам, живо обсуждающим этот вопрос, не съездить в Узбекистан и не ознакомиться с результатами работы, которой они занимаются уже почти пятнадцать лет?
Некоторые люди страшатся поставленной задачи овладения тремя языками: казахским, русским и анг­лийским. Не надо пугать и пугаться, надо предоставить возможность для достижения этой цели, а там каждый выберет для себя, что он хочет. Казахская народная мудрость гласит: «жеті журттын тілін біл», то есть «знай языки семи народов». А как известно, «халык айтса калт айтпайды», то есть «если скажет народ, то он не ошибется».
Мехлис СУЛЕЙМЕНОВ, академик Национальной академии наук РК
«Казахстанская правда» от 07.08.2009