Смелый борец с двойными стандартами, искренний и вроде как даже оппозиционный телеканал, вещающий в Сети, дважды записывал небольшие мои комментарии по разным информационным поводам. Тема всякий раз была одна: популяризация госязыка. Тронутый интересом к судьбе казахского, я дозвонился до главреда и рассказал о проекте одного НПО: провести в редакции тренинг и привлечь САМИХ журналистов к освоению казахского. “Нам это не интересно”, – был острый как бритва ответ. И шеф вернулся к обличительной борьбе с двуличием окружающего его общества…

На одной из пресс-конференций как-то прозвучало меткое замечание. Казахстанские журналисты в своих публикациях и сюжетах язвительно клеймят пороки общества, популяризируют здоровый образ жизни, – но у самих фигуры далеки, скажем прямо, от стандартов Давида и Венеры Милосской, а с выпивкой и табаком отношения более чем интимные.

Госзаказом ли, главредом ли обязанные, – медиа рассказывают нам о необходимости изучения и продвижения казахского языка в каждую сферу нашей жизни. А сами? Сколько в стране признанных журналистов, одинаково уверенно выражающих свои мысли на письме и вслух на двух (хотя бы) языках? Герольд Бельгер, известный казахстанский писатель, переводчик и общественный деятель, посетовал в ответ на мой вопрос, что ему хватит пальцев одной руки, чтобы вспомнить их всех…

Основной кулуарный тезис в оправдание одноязычия журналистов неоригинален. Мол, применять казахский в русскоязычной прессе “нереально”, а если все же начнешь язык Абая имплантировать в текст на языке Пушкина, – то такой казахский “отпугнет” русскоязычного читателя, “рассмешит” знатоков казахского и издание “потеряет свою аудиторию”.

Страхи пишущей братии легко объяснимы: журналист боится ступить в terra incognita, совершить ошибку и выглядеть дураком. Я все чаще слышу от коллег фразу вроде “я как профессиональный журналист…” Разве признается кто-нибудь из армии отечественных тружеников пера и микрофона вслед за Сократом – “я знаю только то, что ничего не знаю…”? Впрочем, и без лингвистических изысков коллеги порой просто устают от обилия флажков, запретов и пресловутого “формата”. Если государственными СМИ многие соотечественники брезгуют из-за тошнотворного засилия официоза, то оппозиционным СМИ читатели все чаще выдвигают обвинения в заказном характере разгромных публикаций (“бесплатно – только негатив”). Наконец, и те, и другие ходят под дамокловым мечом диффамации: по обвинению в клевете журналиста все еще могут преследовать в уголовном порядке за его статьи и сюжеты – наряду с наркодиллерами, педофилами и убийцами.

Многие мои коллеги выбирают порой самый комфортный и краткий путь к гонорару: не надо пытаться понимать интересы и язык своей аудитории. Достаточно лишь потрафить главреду. И напрягать его “казахскостью” своих текстов и, не к ночи будет помянут, трилингвизмом – не надо. Себе дороже. Легче написать о необходимости продвижения государственного языка – и тут же забыть: есть и другие темы, правда? Ну не верить же в самом деле тому, что ты пишешь?!.

Найдите три отличия

Итог предсказуем. Читая репортажи, к примеру, о техногенных (рукотворных) катастрофах в казахстанском Кзылагаше и на российской Саяно-Шушенской ГЭС, можно смело прикрыть ладонью географические названия и имена героев, – и все остальное тут же совпадет на все 100: причины катастрофы, свидетельства очевидцев, комментарии официальных лиц, словесные изыски автора…

Если речь идет о такой (не менее популярной, чем ЧП) теме как коррупция и мошенничество, то универсальный Остап Бендер своим регулярным появлением в сотнях статей по всему СНГ уже буквально замылил взгляд читателя. Скоро студенты журфаков, похоже, будут относить сына турецкоподданного к классикам мировой литературы. Читая такие материалы, с досадой понимаешь: даже купив местную газету, ты не прочитал в ней текст, написанный именно для казахстанского читателя и с учетом отечественного бэкграунда…

Мой знакомец, работающий на упомянутом канале-правдоискателе, был с оператором на месте недавних волнений в алматинском микрорайоне “Думан”. Пора была горячая, народ волновался не на шутку, бегали трусцой полицейские со щитами и дубинками, чтобы охладить пыл самозахватчиков. И в этот непростой момент паренек, сам выходец из Шымкента, попросил думановцев рассказать на камеру, в чем собственно дело. По его задумке, думановцы должны были сделать это непременно… на русском языке. Реакция возбужденной толпы на его аргументы в пользу русского языка (“его никто не отменял!”) была настолько бурной, что представитель СМИ еле ноги унес с места событий.

Понять разгоряченных людей несложно: на пике эмоционального перевозбуждения человек выражает свои чувства ярко, образно и громко. Уверенно он может это сделать только на родном языке. Более того, он уже знает, что, пытаясь перевести сам себя на русский, он будет вынужден делать большие паузы и подбирать слова. “Переключаться” ему некогда – он отстаивает свою позицию в той среде, в которой это делать ему максимально комфортно. Не читатель и зритель, не свидетель и участник событий должен подстраиваться под журналиста. Отнюдь. Все должно происходить как раз наоборот…

“10 миллионов мне хватит”

За дискуссией испуганного журналиста с Айдосом Саримом, известным казахстанским экспертом, блестящим знатоком и казахского, и русского языков, можно было следить на страничке социальной сети Facebook. Первый горячо настаивал на том, что “свои 10 миллионов” русскоязычных читателей и зрителей он всегда в Казахстане отыщет. Айдос прокомментировал возмущение телевизионщика так: “вопросы становления и утверждения государственности вы воспринимаете как ущемление своих прав. Но у граждан ведь еще есть и обязанности. Почитайте Декларацию и Закон о независимости. Там написано: цель – создание национального государства. Причем многие думают, что переход на казахский язык обязательно направлен против неказахов. Это ошибка. Казахи считают, что люди, которые не знают языка, не уважают государство. Это факт”.

На мой собственный, далеко не профессиональный взгляд, казахстанский журналист обязан как минимум говорить на языке своей аудитории. И как максимум – так же и писать на русском и казахском языках. Пытаясь взглянуть на событие с точки зрения носителей и знатоков казахской словесности, журналист – даже не владея в совершенстве казахским языком – вполне в состоянии твердо встать на обе ноги и почувствовать себя гораздо уверенней на зыбкой до сих пор для него почве.

Можно ли это сделать русскоязычному журналисту прямо здесь и сейчас, без диплома филолога казахского языка и литературы (как у Оксаны Петерс – экс-ведущей казахских теленовостей на телеканале “Астана”, а сейчас – лица партии “Нұр-Отан”)?

Давайте попробуем имплантировать хотя бы школьный уровень знания истории Казахстана и госязыка в русскоязычный текст. Возьмем, к примеру, недавний переполох, что сцементировал ночной паникой алматинцев даже и после первомайской демонстрации днем.

Божко – не боженька. И даже не Бэтман

Вполне предсказуемо прозвучала масса упреков в адрес власти, правительства и персонально главы ЧС. Предсказать по времени катастрофу невозможно: бәле қайда – бассаң, аяқ астында (дословно: “откуда беду ждать? Наступишь, – а она уж под ногой!” Русские говорят: “знал бы, где упасть, соломку постелил”). Но зато предсказать ее место – более чем реально: об особо высокой сейсмичности Алматы и окрестностей известно вот уже ровно век. Про столетний цикл переписано немало статей. Реальная угроза катастрофического землетрясения стала одной из причиной переноса столицы на север.

Так почему же оставшиеся жить здесь так рьяно апеллируют к власти за неким “спасением”? Божко – не боженька и даже не Бэтман: все 1,5 миллиона жителей мегаполиса своим крылом глава МЧС не накроет. В лучшем случае спасатели приступят к освобождению Алматы от руин постфактум. И к массовым захоронениям погибших под Караоем: чуда не будет.

Такие “профилактические” толчки как на Первомай демонстрируют нашу внутреннюю растерянность перед стихией, нашу неконкурентоспособность перед испытаниями. Разве кто-нибудь напомнил нам об ответственности собственно человека “в его минуты роковые”?

Кочевники учили своих потомков: өлімнен ұят күшті (позор страшнее смерти). Смею предположить, эта поговорка появилась после того самого бегства казахов от джунгар, которое вошло в историю в образной аллегории “ақтабан шұбырынды, Алқакөл сұлама” – “(бежали так, что) пятки побелели (истерлись до костей) и (обессиленные) упали у озера Алка-кёль”. Может быть, эта историческая память на подсознательном уровне и объясняет те панические настроения в краю батыров и ханов?.. Где же наша стойкость перед лицом испытаний – по примеру стоической выдержки тех же японцев (если верить медиа – наших родственников)?

Заставить отвечать на казахском

Это лишь один из примеров построения журналистского текста на изломе – казахской культуры и русской словесности. Соглашусь со всеми упреками заранее – возможно, не самый лучший и не самый удачный. Но подыскивая созвучия в прошлом, можно уже сегодня строить свое новое будущее. Историю Казахстана в самых захудалых школах и вузах преподают сегодня в более чем достаточном объеме, литературы – тонны на прилавках и в библиотеках. Знать основные вехи своего прошлого как “Отче наш” в состоянии многие мои коллеги. Сборник же казахских поговорок и пословиц легко отыскать в любом книжном: многие из них даже изданы в рамках госзаказа и стоят дешевле кружки пива. Если такие издания хоть немного потеснят глянцы GQ и Esquire на столе наших журналистов, процесс, можно сказать, пошел.

Разумеется, я еще не овладел казахским в той мере, как русским языком: все-таки на языке межнационального общения читаю вот уже 33 года, а на казахском – в лучшем случае 6 лет. Но я уже перестал впадать в ступор всякий раз, когда вместо “бара жатырмын” слышу “баратырмын” или “барятырмын”. Со своим казахским читателем и зрителем я в любом случае попытаюсь объясниться на госязыке. Пусть коряво и неправильно, но попытаюсь, – и более того, уговорю-заставлю и его отвечать мне на казахском.

Осваивая постепенно хитросплетения языка, знакомишься постепенно и с не менее загадочной душой его носителей. В этом мире нет однозначных ответов и резких тонов: все скрыто в недосказанности, спрятано между строк и в полутонах, а интонация и даже мимика скрывает порой гораздо больше, чем самая мудреная сентенция. Без этих ежедневных блиц-уроков в такси и в магазине занятий с преподавателем все же недостаточно. Но вот почему мне казахи отвечают порой на русском?

“Маған орысша жауап бергенде, менің жыным келеді”. (“Меня бесит, когда мне отвечают на русском языке”) – так ответил на мой вопрос Джонатан Ридель, волонтер из Корпуса Мира. Весь свой 12-месячный период работы в Казахстане он провел в глухом казахском селе, точно так же как и рядовые казахи таская уголь на горбу и бегая по морозу к выгребной яме на улице. Преподавал детям английский. На его пример ориентируюсь теперь и я, когда настойчиво говорю с казахами только по-казахски: мне Джонатан посоветовал прикидываться выходцем из Китая, не понимающим по-русски ни слова.

Эти мини-интервью с экспатами, осваивающими язык Абая, думаю, заставят покраснеть еще не одного моноязычного медийщика.

Я хочу, чтобы картинка ожила…

Отвести для медиа в непростом деле популяризации казахского языка роль “мертвого” рупора – непозволительная роскошь. Медийщики сами в первую очередь должны говорить на (как минимум) двух языках: ведь они “из первых уст” ежедневно слышат, как их спикеры – от акима до президента – переключаются в интервью с одного языка на другой. А что же сами?

“Работники СМИ – основные проводники государственной политики на местах, им ежедневно приходится работать с многонациональной аудиторией, с представителями различных возрастных и социальных групп населения. Русскоязычный журналист, самостоятельно освоивший государственный язык, – яркий и убедительный пример реальной возможности изучить казахский язык для любого казахстанца”, – так считает составитель многочисленных учебных пособий по казахскому языку Елена Романенко. Автор учебников казахского для русско- и англоязычной аудитории Ардак Бектурова, чей отец начал благородное дело популяризации казахского еще в советские времена, говорит, что “стремление заинтересовать своих коллег-журналистов изучать казахский язык в силу того, что профессия сотрудников медиа предполагает тесное взаимодействие их с читателями, зрителями и слушателями в момент сбора и дальнейшего распространения информации на всю страну, вызывает уважение”.

У тебя “хромает” русский? Выучи казахский!

Применять уже здесь и сейчас свои, – пусть даже скудные, – познания в казахском – русскоязычные журналисты сегодня в состоянии. Другое дело – желание… И оно ДОЛЖНО появиться. Ведь с огромным интересом мы пересели в свое время с “жигулей” в “мазды”, отказались от сотовых телефонов весом в кирпич в пользу миниатюрных трубочек, выкинули прочь катушечные магнитофоны, заменив их на I-pod… При желании, выходит, мы готовы реагировать на изменения в нашей жизни и шагать в ногу со временем. Почему бы и в языковой сфере не шагнуть? Көз қорқақ, қол батыр, говорят казахи (примерный аналог русской пословицы “глаза боятся, а руки делают”).

Если мы, журналисты, с огромным удовольствием хвастаемся друг другу новыми I-phone и MacBook, то почему же мы зрителю предлагаем свой убогий словарный запас восьмиклассника? Не одна учительница русского языка поседела, слушая эти незабываемые комментаторские изыски в прямых эфирах с Азиады-2011… Любой учитель словесности – русской ли, казахской, английской или даже преподаватель суахили – подтвердит вам, что освоение нового языка значительно поднимает уровень родного, базового языка. Ведь пользователь открывает учебники и словари, ищет синонимы, изучает значение новых, вспоминает подзабытые слова своего привычного средства общения. Звучит парадоксально, но это похоже на правду: “хромает твой русский? Выучи казахский!”.

Схватить себя за шиворот

…Я жаловался ровно год назад своему хорошему другу и учителю г-ну Бельгеру на низкое качество учебников и словарей казахского. Свой ответ мудрый Герольд Карлович сформулировал так, что переварил я его не сразу: “Как выкручиваться? Надо овладеть казахским языком в такой степени, чтобы любого загнать в угол. Только так. В такой степени, чтобы он раскрыл глаза, раскрыл рот, удивился и сразу же сдался”. Моим казахским за минувший год собеседники действительно стали поражаться: кто-то открыто издевается, кто-то посмеивается в рукав, кто-то от удивления “хватает себя за ворот”, как говорят казахи. Но иного пути кроме как через насмешки и возмущение я не вижу. Его просто нет.

Что же касается учебников, то после вала критики со стороны СМИ в их адрес, сами авторы готовы выслушать пожелания своей целевой аудитории. К диалогу готовы, в частности, и упомянутые выше Елена Николаевна и Ардак Шапкеновна. Они рады будут выслушать пожелания казахстанского медиа-сообщества по поводу будущих учебников. Вот только захотят ли мои коллеги говорить на эту тему?..

P.S. И все же мне чертовски нравится Сократ. Особенно финальная часть этого замыленного слогана: “я знаю только то, что ничего не знаю, но другие не знают и этого”.

Руслан Минулин

mailto:rus_minulin@mail.ru

***

© ZONAkz, 2011г.